|
Мир вокруг нас пестрит красками, но задумывались ли мы о том, как цвета влияют на нас, на наш ежедневный выбор, и в итоге – на нашу жизнь?
Какую роль играют они в нашей жизни? И как далеко вглубь истории уходят корни нашей коллективной цветовой памяти? Чтобы ответить на эти
(и не только эти) вопросы, французский историк Мишель Пастуро, автор "Символической истории европейского Средневековья", предлагает нам
свой, персональный "хроматический дневник", охватывающий шесть последних десятилетий (1950–2010).
Личные воспоминания, заметки, сделанные по
горячим следам, размышления, литературные отступления и итоги многолетних исторических исследований – составили книгу, описывающую
"историю цвета" Франции и Европы новейшего времени. Оттенки слов, цветовые гаммы одежды, предметы обихода и ритуалы
повседневной жизни, эмблемы и флаги, цвета спортивных арен, восходящие к гербам средневековых турниров, литература и живопись –
все, что делает наш мир индивидуальным и красочным, несет непростой и меняющийся символический смысл. В своей "хроматической
летописи" то всерьез, то шутливо, то поэтически, то ностальгически автор пишет историю своих современников,
в которой память отдельного человека становится памятью общества, памятью страны, памятью эпохи. И расставляет цветные вехи этой памяти.
Цитаты из книги:
Символика цвета - это всегда феномен культуры; она различна в зависимости от места и меняется со временем
Сами того не замечая, мы употребляем тот или иной цветовой термин применительно к предмету, чья окраска не имеет
никакого отношения к произносимому слову. Каждый день, например, мы говорим «белое вино» для обозначения вина, в
котором нет ничего белого. Так же мы называем красным вино, которое на самом деле не красное; черным – фиолетовый виноград; белым –
виноград, чей оттенок находится где-то между зеленым и желтым. И это нас не смущает
На самом деле многие из наших зрительных воспоминаний мы храним, не помня в точности их цвета, и даже не в черно-белом и
не в черно-серо-белом изображении. Глубоко спрятанные в нашей памяти, они по большей части бесцветны. Но когда мы вызываем их
оттуда, когда мы более-менее сознательно переписываем их начисто, одновременно придавая форму и цвет: память прорисовывает контуры,
обозначает линии, а воображение берет на себя придание им красок - тех, которых они, возможно, никогда не имели.
"Для Запада дальше черного ничего нет. Япония - более утонченная, более изобретательная - помещает за этим пределом красный цвет,
цвет абсолюта."
Короче "беж Сименон", превращенный в "беж Миттеран". Решительно ничего общего не имеющий с теми великолепными,
аристократическими бежевыми оттенками, какие носил мой любимый писатель Владимир Набоков на склоне своих дней на набережной Женевского
озера, где я много раз видел его, хотя так ни разу и не подошел, вероятно, оттого, что слишком перед ним преклонялся.
|